Монастырь в Бюсси. Мои заметки на полях (часть 2)

Продолжение. Начало здесь.

Французский и другие языки

На самом деле, французский я не очень люблю, да и никогда особо не любила, и учить никогда не хотела. Но когда выяснилось, что я еду в Бюсси, прилежно села за учебники.

Православные службы на французском языке произвели на меня сильное впечатление. Это необыкновенно, как-то очень высоко, несравнимо. Храм греческой архитектуры. Мне иногда казалось, я из той самой делегации древних славян в Константинополе, которые не знали, где они находятся, на земле или небесах...

Именно французский язык вернул мне чуть было не утраченную любовь к церковно-славянскому. После Часов на французском, цс звучит таким родным, близким, понятным, любимым... А когда через десять дней моего пребывания проповедь была на русском (!) - у меня чуть не навернулись слезы. Братья и сестры! Как мы этого всего не ценим! Ведь все может быть по-другому, вы уж мне поверьте на слово...

Часть службы иногда была на английском (ты сказал kinky? Да, пожалуй, именно это слово, в самом деле, более чем странно...) Ну, а чтобы мы не расслаблялись, первый час мог быть и по-румынски, например.

Мне хотелось тогда хотя бы следить за службой по книгам. Монахини любезно приносили мне разные книги. Когда переходили на французский, я на удивление быстро терялась. Хорошо, что пение только по-цс, так что есть еще возможность нагнать и сориентироваться. Сестры, проходя мимо меня (потом некоторые даже взяли надо мной такое шефство - спаси их Господи), иногда заглядывали, что я читаю, вздыхали, листали быстро вперед или назад, наклонив голову, вслушивались в чтение и моментально указывали мне на нужное место - «вуаля».

«Часослов», который мне дали, а потом и подарили, был напечатан в Сербии. Добрые наши братья по вере сербы даже номера страниц написали по-цс. И я, которая вот цифры от 1 до 8 (для обозначения гласов) никак твердо выучить не могла, в сутки выучила все. А ведь это не просто... Например, семь, семьдесят и семьсот обозначаются тремя разными буквами. Выучив числа, я смогла прочитать, в каком году Часослов был напечатан: в 1913 году. Как раз перед войной. И что удивительно, спустя почти столетие, я могу его использовать на службе... Новая такая книжка, и не скажешь... Про «Краля нашаго Петра» приходилось, конечно, опускать. А так - без изменений. Правда, многие слова были напечатаны без тильды - Господь, Бог, Святый Дух.

Первый день

Это было как раз 1-ое апреля. Пожалуй, первый раз в жизни в этот день ни одной шутки.

Уже когда я ехала в поезде, я поняла, что оделась и собралась слишком легко. Приехала в Ларош-Мижень (оттуда должна была взять такси и доехать до монастыря, 6 км) и хотела сходить в магазин, купить еще один свитер. Но в провинции перерыв на обед 12.00 - 14.00. Два часа, чтобы успеть «нормально поесть», все магазины закрыты.

В монастыре было холодно. Я легла спать в холодной комнате и не согрелась под одеялами. Очень голодная, я спустилась к ужину. Все мне рассказывали, как вкусно в монастыре кормят. После молитвы, мы сели за стол - еда была ужасная. Даже при таком сильном голоде я практически ничего не смогла съесть (замечу в скобках, что в еде совершенно не привередлива). Все вокруг говорили друг с другом по-французски, все были друг с другом знакомы, все много ели. Я не понимала ни слова, никого не знала и ничего ела. Были две вещи, которые меня неприятно задели. Посмотрела в окно - чернота. Ни звездочки. Голые деревья.

Голодной и замерзшей я легла спать.

Голод и холод в настоящем смысле этих слов мы уже не знаем, это уже понятия из романов Диккенса что ли, позапрошлый век. Можно замерзнуть, стоя на остановке, одевшись не по погоде. От голода осталось только чувство аппетита. Но все это очень временные ощущения - мы знаем, что вот скоро мы будем дома и будет тепло, можно что-то купить по дороге поесть или заглянуть в холодильник...

А тут голод и холод начинают не иметь пределов... Вот такой новый опыт.

Я проснулась от того, чтобы было душно и холодно. Замерзла так, что болели даже кости, вся одетая на меня одежда не помогала.

Удивительно, но это продлилось только один день. Начиная со второго, все было замечательно. Мне дали еще теплой одежды, одеял, а еда была восхитительная. Как и говорили - в монастыре кормят очень-очень вкусно...

Монахини

Пока мы сидели и пили чай с м. Анной в первый день моего приезда, она меня представляла проходящим монахиням. Все меня запомнили, а я - только три имени. Дня два-три я провела в наблюдении и только потом стала спрашивать - «а как зовет ту сестру?».

Запомнить сложно - одеты одинаково и очень закрыто, по прическе, например, уже не запомнишь. Тем более, что монахини в повседневной одежде и одеянии в церкви - тоже разные личности. На второй день у меня был шок, когда я увидела в храме троих монахинь, стоящих рядом - я была уверена, что это только одна! Пожилая, приятная, в очках. Оказалось, что три.

Но потом как-то все наладилось. Привыкла к черной и закрытой одежде: раньше, я помню, она меня как-то даже пугала. В конце могла со спины в храме их различать - м. Коломба, с. Ирен, м. Женевьева...

Сила молитвы

Благовещение. Идет служба. Настроение праздничное. Вот мы уже в середине Литургии. Проскальзывают легкие и приятные мысли об обеде и о рыбе (каюсь). Они легко отгоняются «Господи, помилуй». Хотя, правда, странные были праздничные антифоны... Но с другой стороны, это двунадесятый праздник, и опять-таки, откуда я знаю, как у них тут идут службы.. И вдруг, я с ужасом (каюсь, что «с ужасом») четко понимаю, что это вообщем еще не Литургия. И даже не утреня. А вечерня. Причем, где-то в начале. Мама дорогая... Быстрый подсчет в голове - все окончится через четыре часа. Ну, или через три. И я понимаю, что через четыре или даже через три часа радоваться светлому празднику Благовещения я уже не смогу... Что делать? Можно выйти, пойти к себе, завалиться спать. Или читать Жития Святых, за декабрь, такой большой том, взяла вчера в библиотеке, Иоанн Дамаскин, на самом интересном месте... Нда... не пять. Можно выйти, погулять чуть, посидеть на паперти, подумать свои мысли и сделать «второй подход к снаряду». Нда.. тоже как-то.... Можно просто не выходить из храма ни за что, высидеть-выстоять до конца... Нда... тоже не то.. И вдруг мне в голову приходит простая мысль - надо молиться, прямо сейчас, просить помощи, прибегнуть к Господу в своих трудностях. И я начинаю молиться. Поднимаю голову через три минуты- батюшка выходит с Чашей, Херувимская... Точно Литургия. До конца - минут 30-40. Настроение опять праздничное. Вот она, сила молитвы!

А вы говорите... )

Про платок

Я решила, что в монастыре я буду ходить всегда в длинной юбке и в платке.

В юбках ходят многие из приезжих женщин, но в платке - ни одна. Эта традиция на Западе как-то не очень распространена, как впрочем, и в Сербии и кажется не то в Грузии, не то в Греции... Как-то мы шли с игуменьей, и я стала перевязывать сползший платок.

- Если Вы это, Анечка, для меня- то можно и без этого.

Я смутилась и пробормотала, что-то, что не только для нее. После чего смутилась еще больше...

Наиболее темный из всех имеющихся у меня платков (все-таки Великий пост, мне в белом платке как-то и неудобно) был дорогим и шелковым. Он мне надоел жутко за эти две недели. Первое что сделала, выйдя за ограду монастыря - сняла его. Чуть даже не выбросила, но денег пожалела. Видеть его до сих пор видеть не могу. Голова от платка гудела. Что странно, так как я платки ношу охотно, у бабушки так просто постоянно (что, кстати, смешит моих двоюродных братьев и не очень нравится моей бабушке). Может, потому что платок был шелковый?

Когда мы чистили лампадки, мать Атанасия вдруг улыбнулась:
- Анна, вы выглядите, как молодой петух, вы можете посмотреть на зеркало и потом исправлять.
- Да ладно, не надо, я так, - на ходу поправляю волосы и перевязываю платок, - а теперь?
- А теперь вы похожи на милого цыпленочка.
Ну, цыпленочек, так цыпленочек. Тем более что даже милый... ))

Про юбку

Из-за платка и юбки я получала в первую неделю стандартный вопрос от других гостей, не учусь ли я на богословском ). Потом на мою длинную юбку попала хлорка, рубашки и кофточки пошли в стирку и мать Атанасия принесла мне много другой одежды (в том числе и свою гениальную черную юбку, которую мне потом после долгих уговоров тоже подарила). Уже все совершенно черное. И через день меня кто-то спросил, когда у меня постриг, намечено ли уже. Я чуть не рассмеялась. «Ууу», - подумала я, - «ставки-то растут». )))

А с длинной юбкой были большие искушения. Когда поднимаешься по лестнице и две руки заняты, как придержать юбку чтобы на нее не наступать? После поклонов мне не встать - я всегда наступаю на полы. Это и смешно и опасно, могу так на других людей упасть или подсвечник или иконы перевернуть. Причем все другие - и мужчины и женщины с этой задачей как-то справляются, никто никогда не наступает на края одежды. Длина у всех стандартная, в пол. Пять дней я внимательно наблюдала и пыталась копировать. Испробовала четыре разные методики. Не работают. Потом я помолилась преп. Сергию Радонежскому (рассудив, что он может помочь мне в моем непростом учении, раз своего ума ну уж никак не хватает), а м.Атанасия дала свою юбку. И о чудо! Пятый способ заработал без сбоев! Через день, я как-то подумала - ну и как же я только могла наступать на юбку! - и сразу же наступила. «Это мне для смирения», - догадалась я. И больше не наступала.

Про свое отражение

Еще не хотела отвлекаться на свой внешний вид - «с глаз долой, из сердца вон» сказала я себе и перевернула зеркало лицом к стене в моей комнате. В ванной зеркала не было. Где находятся другие зеркала, я быстро выучила и научилась избегать своего отражения. При известной собранности это не сложно.
Если чувствую, что кожа очень сухая - то смазываю кремом. Это все, что я знала, о своем лице. Новый эксперимент, раньше у меня никогда такого не было, чтобы я две недели не видела себя в зеркале. Дело не в верчении перед ним, или прихорашивании... А в чем-то другом. Вот, например, в сессию тоже времени на внешний вид нет, но когда моешь руки, бросишь взгляд, и увидишь бледность, усталость и стресс. Посмотришь себе в глаза и вспомнишь, что еще тот вопрос надо прочитать, и эту главу пройти заново...

Без моего отражения отпала часть какой-то саморефлексии, чему я тоже была рада.

В Дижоне, где на обратном пути мне надо было пересесть на другой поезд, первое, что я сделала - кинулась в туалет вокзального кафе и впилась глазами в свое отражение. Это было интересно, захватывающе и необычно. Чужое лицо. Спокойное. Гладкое, как на картине. Схожесть с портретом в картинной галерее большая - какой-то другой мир в этих глазах. Озера темно-серые. Огромные ресницы. Редкий момент - это лицо мне понравилось. Я нашла его красивым. Потом в поезде, я долго смотрела на себя в отражении стекла. Пролетали леса, поля, реки и озера...

Но потом это, конечно, прошло. Исчезли озера, спокойствие, ресницы. Появилось знакомое и изученное лицо.

Вот такая странная история...

Мать Елизавета

Первое, что надо сделать по приезду в монастырь, - это взять благословение у игуменьи. Это, конечно, все знают. Когда я приехала, матушка чувствовала себя неважно и наша встреча постоянно откладывалась, о чем мне сообщали разные сестры.

На вечерней в храме я ее увидела - определить-то просто, с большим крестом. Когда она в третий раз прошла мимо меня, я решила больше не отводить глаза и не ждать как английская барышня, когда нас представят, а подойти самой. Подошла и попросила благословения. Благословения она почему-то не дала. Потрепала меня за щечку, погладила по плечу, ласково улыбнулась и посмотрела на меня, как любящая бабушка - ну что же еще можно сделать для любимой внучки? ... О, придумала! - и дала мне поцеловать ее крест.
- Меня зовут Аня, - три раза повторила я, с увеличивающейся громкостью, - Большое спасибо, что вы разрешили мне приехать.
- А, - она понимающее улыбнулась, - но я не игуменья.

Я растерялась. Она подняла палец вверх и подмигнула мне, потом указала глазами на крест и с приятным французским акцентом пояснила:
- Я просто одна очень старая монахиня!

Позже мать Атанасия рассказывала мне про нее, звучало как в сказке:
- Но мать Елизавета - она принцесса. Со стороны мамы - ее прапрапрабабушка жена Наполеона, Жозефина. Со стороны папы - русские цари Романовы. Она была очень-очень красивой... и очень-очень бедной...

Нас кто-то отвлек и что случилось дальше, я так и не узнала. Хотя все, конечно, понятно - ушла в монастырь. Что тут любопытствовать.

Книги

Книг очень много - они в стоят в коридорах, в библиотеке, в стеллажах, на полках... Самые разнообразные. Кажется, можно найти абсолютно все - много альбомов про монастыри, храмы, архитектуру и иконопись и пр. Иногда встречаются огромные тома по узко-специальным темам: например, «Архитектура Пскова пер. пол. XII века».

Что впечатляет меня - это где эти книги были напечатаны: Париж, Мюнхен, Берлин, Нью-Йорк, Джорджанвилль, Лондон, Милан, Рим, Вена, Прага...
«Моя жизнь во Христе» о. Иоанна Кронштадского - старая орфография и подходящее оформление с фотографиями... На форзаце читаю: printed in Japan. Вот это да... Также много книг на французском, английском, греческом, чуть меньше - на румынском и сербском. Попадаются и языковые учебники и словари...
Как-то читаю на нашем этаже корешки книг, стоящих в старинном книжном шкафу. Подборка про исповедь. Очень интересно. Вдруг вижу - «Исповедь на заданную тему». Читаю дальше, но потом возвращаюсь назад - странно, название такое знакомое, кто же автор? - Ельцин Борис. Рассмеялась. Какая ж умница расставляла?

Различные принципы уборки

Однажды меня привели в совершенно чистый кабинет и сказали:
- Неплохо бы было здесь навести порядок.
Я многое видела в своей жизни, но тут, честно признаюсь, растерялась. К счастью, добрые сестры показали мне, как в чистом кабинете можно наводить порядок и я, с усердием провозившись весь день и кое-что не окончив (!), вынуждена была это прекратить и идти помогать в другом деле.

А однажды нам надо было навести порядок в одном доме для гостей. Большой дом в три этажа. Нас шесть человек и всего два часа на все про все. Мне достались окна. Что означало, что окна надо мыть быстро и плохо, т.е. делать чище, но все же оставлять частично грязными, например, рамы, концентрироваться на самих стеклах. (Примечание для девушек: мыть плохо окна требует не специальных навыков, а скорее смены мировоззрения. Я себе всегда представляла, как бы это окно вымыли бы мальчишки, и мне это помогало)

Французский-2

- Анна, а вы говорите по-французски? - спрашивали меня.
- Нет, - я скромно умалчивала, что почти без ошибок умею спрягать глаголы «быть» и «иметь» и считать до десяти.
- О!
Причем в этом «о» две составляющие: искреннее удивление, что как это я, такая взрослая девушка, до сих пор не удосужилась выучить французский, и второе какое-то восхищение моим безрассудством и головотяпством.

Бррррр!

М. Атанасия, очень любящая св. Силуана, объясняла мне, что нельзя убивать насекомых. Когда мы убирали комнаты, она выбрасывала всех букашек на улицу.
И вдруг на столе во второй комнате в кухе я обнаружила муравьев. Они приходили поесть меда. Всех муравьев за окошко не перебросаешь, расстраивать м.Атанасию мне не хотелось, поэтому я разобралась с ними, когда ее не было поблизости. «Вор должен сидеть в тюрьме», - я боюсь, Глеб Жиглов мне в этом вопросе оказался как-то ближе.

На следующий день, монахиня показала мне листочек на столе. На нем было написано „Brrrr!!"
- Муравьи будут видеть „Brrrr!" и не будут сюда ходить.
- Вы уверены, мать Атанасия, что они умеют читать? Мне кажется, они не ходили в школу.
- Да... Но мы тогда прочтем ему.
И тут на столе появился муравей и бодро пошел к нашей записке.
- Брррррр! - прочитала ему мать Атанасия.
Муравей дошел до листочка, остановился, постоял, почесал голову (в самом деле!), развернулся и пошел обратно.
М. Атанасия была счастлива... Я, в общем, тоже. )

Места:
Монастырь Покрова Пресвятой Богородицы в Бюси-ан-От

Если отзыв Вам понравился и Вы хотите тоже посетить эти святыни, то приглашаем ознакомиться с соответствующими паломническими турами.